Дракон. Книга 3. Иногда они возвращаются - Страница 5


К оглавлению

5

Чижиков запаниковал, он дернулся было отступить, но было уже поздно: неудержимая сила властно затягивала Котю внутрь. И тогда он сделал единственное, что мог, — крепко зажмурился.

Чижиков изготовился стоически перетерпеть мучительное безвременье и по этому случаю сильно прижал к себе Шпунтика — кот-то уж точно ничего не понимает, у него только инстинкты да рефлексы. А клетки-то нет — вырвется еще, охваченный животным ужасом, и что случится потом, Котя боялся даже предположить. Вдруг кот навсегда застрянет здесь? Или того хуже: вывалится наружу совсем не там, где запланировано, — и что тогда? Тогда что?..

Однако переход произошел просто и буднично. Котя зажмурился — и в то же мгновение почувствовал, что сидит в мягком кресле, справа и слева подлокотники, лицо обдувает поток воздуха, и кругом слышен легкий гул. Все прошло без толчка, сучка и задоринки. В мгновение ока.

Чижиков разлепил глаза и увидел прямо напротив небольшой экранчик, где на темно-зеленом фоне пролегла красная неровная линия, которую вел за собой маленький белый самолетик. Линия начиналась от кружка, рядом с которым было написано «Санкт-Петербург», и настойчиво тянулась к кружку под названием «Пекин».

Котя слегка тряхнул головой — взгляд окончательно сфокусировался.

Ну да, он в самолете. Летит в столицу Поднебесной. Такие дела…

Свет в салоне был приглушен, соседнее место пустовало. Экран, вмонтированный в спинку кресла, переключился с маршрута на скорость и прочие данные: минус пятьдесят семь за бортом, высота десять тысяч пятьсот, скорость семьсот пять в час, время в пункте отправления, время в пункте назначения, время в пути…

А Шпунтик где?! Господи, кот!..

Кота не было — ни поблизости, ни в обозримом далеке.

Чижиков от отчаяния даже под соседнее кресло полез — и там нету! Зеркало, схороненное за пазухой, при этих необдуманных действиях неприятно врезалось в живот.

Котя хотел было привстать, оглядеться, но вовремя удержался, обнаружив себя в древнекитайских ароматных одеждах. Вряд ли кто из пассажиров современного и комфортабельного «Боинга» понял бы правильно внезапное появление в салоне подобного вонючего чучела — не все же спят в сей утренний час! Чижиков с отвращением стряхнул древнекитайские лапти и ногою… угодил во что-то мягкое. Сердце сжалось от нехорошего предчувствия: вот Шпунтик и нашелся — лежит, бессильно разбросав лапы, на полу самолета «Санкт-Петербург — Пекин» и, возможно, неживой уже… Котя осторожно убрал ногу, посмотрел вниз, предчувствуя худшее, — и выдохнул с облегчением. Нет, не Шпунтик, а всего лишь узел с Котиным шмотьем, включая одежду из двадцать первого века!

Но где же ты, мой верный хвостатый друг? Проклятье… Неужели сгинул во время перехода? А может, закинутый чужою злобною волей невесть куда, мыкается теперь в поисках хозяина, которому верил и на которого уповал, по безлюдным и безжизненным землям? И ведь кроме него, Чижикова, у Шпунтика нет больше никого на всем белом свете!

Котя чуть не заплакал.

Но позвольте, а где же Сумкин Федор Михайлович? Неужто тоже пропал, как и Шпунтик? И где Ника? Должны, должны быть где-то здесь! Надо только осмотреться! Пройти по рядам, поискать, глядишь, кто живой и отыщется! Не может же быть, чтобы все пропали без следа…

А почему, собственно, не может?

Ох, не зря Чижиков думал, что не стоило верить призрачной образине!..

Котя поднял узел с пола, положил на соседнее сиденье, развязал и, еле слышно чертыхаясь, стал по возможности незаметно переодеваться из древнекитайского в современное, благо свидетелей не было — ряд кресел через проход пустовал. Было крайне неудобно, и, влезая в джинсы, Котя неловко дернулся и сильно врезал локтем по спинке кресла впереди — и тут же замер, забормотал «извините», с ужасом поджидая, что вот-вот потревоженный им пассажир встанет поглядеть на нарушителя спокойствия, а тот раскорячился в нелепой позе и штаны нараспашку… Черт-те что можно подумать, черт-те что!

На переднем сиденье и вправду заворочались, но никто не встал, не полез с упреками. Послышалось лишь недовольное кряхтение, и вдруг внезапно в зазоре между спинками явился глаз! Глаз, часто моргая, озирал Котю сквозь нечистое стекло очков.

— Старик… — Раздался знакомый с детства голос. — Чего пихаешься? Чего тебе спокойно не сидится? Что тебя колбасит не по-детски?

— Федор Михайлович… — Чижиков облегченно отер пот со лба и решительно вжикнул «молнией» джинсов. — Как делишки?

— Знаешь, старик, я тут решил, что не поеду я с тобой дальше в Сянъян, — моргнул Сумкин. — Даже и не предлагай. И не проси. И не уговаривай. Хоть в ногах у меня валяйся. Это было в последний раз, старик. В самый последний, понял меня?

— Понял, понял, — радостно прошептал Котя. — Слушай, у тебя там Шпунтика с Никой рядом нету?

— Ни черта у меня тут нету! — сварливо отвечал Сумкин. — Ни черта! Ни денег, ни счастья… Погоди-ка!

Великий китаист вскочил и перегнулся через спинку сиденья. Уши его взволнованно торчали в разные стороны, бороденка топорщилась, а древнекитайская хламида источала упоительные запахи. Одним словом, еще тот видок.

— Старик! А ты случаем «Илиаду» не посеял?! — трагическим шепотом вопросил Федор и поправил пальцем очки.

— Федор, ты это…

— Что? Потерял?!

На Сумкина было больно смотреть. Отчаяние вмиг избороздило его лицо глубокими морщинами.

— Да нет, не потерял, не потерял, успокойся! — Котя прижал палец к губам. — И переоденься немедленно.

— А? Елки-палки…

Повеселевший Федор осмотрел себя, даже ладонями охлопал, затем огляделся по сторонам и исчез за креслом.

5