— Вэйминцунь, — наконец подтвердил уйгур.
— А где Северная? — Универсальный переводчик работал исправно, и теперь Чижиков свободно говорил по-уйгурски. — Мне нужна Северная улица, дядюшка.
Уйгур оглянулся на небольшой невзрачный поселок за спиной, куда сворачивала от грунтовки узкая дорожка, больше напоминавшая тропу, — словно проверил, действительно ли это Вэйминцунь, не превратилось ли село за ночь в крупный индустриальный центр. Нет, все те же низкие домишки, крытые черепицей и местами соломой. Лишь где-то тоскливо орет ишак.
— Так тут другой нету, парень. Тут одна улица: с севера — северная, а с юга — южная… — Уйгур подцепил рукой громадную связку перца. Потряс. — Перчика-то не желаешь прикупить? Отдам задешево.
— Нет, дядюшка, спасибо, — отказался Чижиков. — Пошли, кот.
Уйгур проводил их рассеянным взглядом, а потом отвернулся и вновь уставился на пустую дорогу.
Чижиков двинулся по направлению к селу. Только сейчас полуденный зной настиг его — стало жарко, во рту пересохло, страшно захотелось пить. Если в Пекине и потом в Урумчи было просто тепло, то здесь, в Вэйминцуне, царил настоящий ад. Котя где-то читал, что Турфан и окрестности находятся в котловине, благодаря чему и достигается такая дивная разница температур.
Поравнявшись с селом, Котя отер пот и выбрался на единственную в Вэйминцуне улицу. Она шла параллельно дороге, вихляя и изгибаясь, и была довольно длинной. А впереди вставали горы, сливаясь вершинами с ослепительным синим небом, на котором не было ни единого облачка.
Котя посмотрел налево, затем направо — Вэйминцунь, казалось, вымер, ни души! В отдалении снова тоскливо вскричал ишак.
— Ну, дед, ты и дыру себе для жизни выбрал… — пробормотал Чижиков. — И где тут, спрашивается, дом номер пять?..
Никаких номеров на домах не было и в помине. По обе стороны единственной улицы пролегало по арыку, на дне которых хранилось воспоминание о воде. Ко входам в дома вели деревянные мостки, перекинутые через арык, что упирались в забор, за которым чахли придомные сады. Вдоль улицы равномерно торчали столбы — опоры линии электропередач, а от них к жилищам тянулись многочисленные провода.
Стояла звенящая тишина.
Котя подумал и свернул направо. В конце концов, село небольшое, обойти его целиком особого труда не составит. Вот только жарко очень.
Пятым или шестым домом оказалась лавка — Чижиков не умел читать ни по-китайски, ни по-уйгурски, но вездесущую рекламу «Кока-колы» опознал с ходу. К лавке, как и положено, вели мостки, упирающиеся в калитку в металлической ограде. И поскольку калитка была приветливо распахнута, Котя бодрыми шагами направился вперед.
После яркого солнца в лавке показалось темно и прохладно. Но никакой кока-колы! Оглядев убогий ассортимент, обильно сдобренный развешанными там и сям связками красного перца, Чижиков нерешительно постучал пальцем по прилавку.
— Эй… есть кто-нибудь?
В глубине дома послышались шаги, откинулась цветастая занавеска, и в проходе явилась пожилая женщина в платке, с лицом, напоминающим печеное яблоко.
— Здравствуйте, тетушка… Мне бы воды холодной.
— Здравствуйте, — заулыбалась женщина. — Сейчас. Три юаня.
— Дайте две!
Откуда-то из-под прилавка возникли бутылки — действительно холодные. Котя открутил крышку и с наслаждением припал к горлышку.
— А что, тетушка, — сказал он, напившись и переведя дух, — где у вас тут пятый дом будет?
— Пятый-то? — задумалась женщина. — А, так это тебе, наверное, дом старого Чи нужен! Ты иди по этой стороне, — замахала она рукой, — и там, на северном конце улицы, он и будет!.. А ты, небось, родственник Чи? — полюбопытствовала продавщица. Видно было, что ей отчаянно скучно. — Он хороший, очень хороший человек! Все старого Чи уважают и любят, вот как! Старый Чи любому готов помочь. В прошлом году, когда у Сайида Огуза трактор забарахлил, Чи три ночи не спал, пока не починил, вот так!..
— Спасибо, тетушка, — улыбнулся Котя и поспешил на выход.
Выбравшись на знойную улицу, он первым делом снял шляпу и вылил остатки воды из первой бутылки на голову. Шпунтик посмотрел на хозяина с недоумением.
— Ничего, кот… — Сказал Чижиков. — Мы на верном пути.
Пыля ногами по пустынной улице, Котя вглядывался в проплывающие мимо дома и примечал, что на самом деле Вэйминцунь — село далеко не безлюдное: то тут, то там замечал он лица, глядевшие на него из окон; а дремавший в саду под раскидистым чинаром дедушка до того оживился, когда увидел пришлеца, что даже вскочил на кривенькие ножки и доковылял до заборчика, чтобы как следует рассмотреть гостя села.
Видимо, у местных жителей было время уйгурской сиесты.
Впереди замаячил конец улицы, как вдруг Чижиков встал столбом — вот оно! Серый кирпичный дом под черепичной крышей без вкраплений соломы. Мостки через арык, заборчик, за ним чахлый сад — все как положено. И справа от входа, у стены возле дома, — невысокая скамейка. На такой удобно сидеть и наблюдать проходящую мимо жизнь: ты вроде как и на улице, и вроде как нет.
А над скамейкой, на стене, — те самые иероглифы, написанные мелом.
Котя понял, что дошел.
— Так, кот… — Во рту снова пересохло, и Чижиков потянулся к бутылке с водой. Отпил, присел на корточки рядом со Шпунтиком. Сложил ладонь ковшиком, налил воды, подставил коту. — Ты, главное, не торопись, не нахальничай, веди себя прилично. Понял меня?
Шпунтик напился воды и с интересом оглядел дом.
— Готов?.. Тогда пошли.
Котя ступил на мостки — доски под ногами скрипнули. Нерешительно взялся за калитку: а как быть дальше? Как тут принято? Стучать? Так вроде не во что. Кричать: эй, кто в домике живет? А вдруг он ошибся?